Путеводитель по белогвардейскому Константинополю 1920-х годов

Белый бег через Черное море

Сто лет назад последние части разбитой армии Врангеля покинули Крым. Вместе с военными от большевиков бежали тысячи гражданских. Волна эмиграции обрушилась на турецкий берег и выбросила русских беженцев в Константинополь. Корреспондент “Ъ” Алексей Алексеев посетил в Стамбуле (бывшем Константинополе) памятные места, связанные с русскими эмигрантами первой волны.

Русский исход

Российские правители на протяжении целого века мечтали сделать город—колыбель православия русским. Императоры Александр I, Николай I, Александр II, Александр III и Николай II обдумывали и обсуждали с военачальниками планы операций по взятию под российский контроль столицы Османской империи и проливов Босфор и Дарданеллы. Последняя такая операция была запланирована на апрель 1917 года и не состоялась из-за случившейся в России революции.

Три года спустя каждый десятый житель Константинополя говорил по-русски. Но не потому, что вековая мечта сбылась. 29 октября 1920 года (11 ноября по новому стилю) командующий русской армией барон Петр Врангель отдал приказ об эвакуации из Крыма. Эвакуация проходила с 31 октября по 2 ноября (13–16 ноября). На 126 судах Россию покинуло более 150 тыс. человек (в том числе более 50 тыс. военнослужащих). Армейские части были размещены в лагерях в Галлиполи, Чаталдже и на острове Лемнос.

Для гражданских лиц новым местом жительства стал Константинополь, находившийся в то время под оккупацией стран Антанты.

Пиастры, пиастры!

«Если стоять вечером на мосту через Золотой Рог, на знамени-том мосту между Галатой и Стамбулом, то вдруг припоминается что-то живо-знакомое. – Что?.. Вот что… так стоится на Троицком или, вернее, на Николаевском мосту в Петрограде. Золотой Рог – будто Нева. По одну сторону – как будто бы Петроградская сторона, там – набережная. Не очень похоже, но есть что-то общее» (Василий Шульгин, «Константинополь»)

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Беженцы из России поселились в европейской части Константинополя (в 1930 году город был официально переименован в Стамбул), в трех районах — Галата, Пера и Шишли.

На другой от Галаты стороне бухты Золотой Рог находится Гранд-базар, который посещали многие беженцы. Обычно не для того, чтобы что-то купить, а чтобы что-то продать. За переход по мосту сто лет назад взималась плата: 1 куруш с пешехода, 2 с пешехода с крупным багажом. Куруш европейцы, в том числе русские, называли пиастром. В одной турецкой лире было 100 пиастров. С русских беженцев сердобольные турки плату за переход по мосту не брали.

Писатель Лазарь Попов (псевдоним Эльпе) в статье «Константинопольские дни» описывал это место так: «Разноязычная пестрая толпа на Галатском мосту. Суетливые мальчишки в измызганных фесках с плитками шоколада, кубиками синьки и связками шнурков. Молчаливые меланхолические «сборщики податей» в своих нелепых капотах…

Хрупкая девушка, зябко кутаясь в черный газовый шарф, стоит с маленьким золотым медальоном.

В Галате и в наши дни можно увидеть нищих. Но не русских, как сто лет тому назад

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Может быть, там еще вчера был портрет старушки мамы. Может быть, это последняя память о далекой могилке на Перекопе, где стынут под осенним дождем полусгнившие маленькие кресты.

— Ярым лира… Ярым лира.

В больших серых глазах такая печаль…

Гудит Стамбульский базар тысячью голосов, звенят трамваи, зловеще ревут гудки автомобилей, и, как ромашка в помойной яме, русская девушка срывающимся голосом бросает в этот хаос криков:

— Медальон… Ярым лира».

За золотой медальон девушка просила пол-лиры. 100 лир были месячной зарплатой госслужащего. Турки жаловались, что до войны на эти деньги можно было прожить, а после — никак. Беженцы за работу, не требующую квалификации (грузчик, водовоз, прачка, уборщица), могли получить 60–80 пиастров в день. На уличной торговле можно было заработать чуть больше, если повезет. 75 лир в месяц считались отличной зарплатой. Столько получали, например, служащие Русской морской аптеки.

Аптека, работавшая «согласно требованиям российской фармакопеи», располагалась в Галате, в Андреевском подворье. Там же вели прием врачи различных специальностей.

В Галате, рядом со старым стамбульским портом, в районе улицы Мумхане, в конце XIX века было построено три русских афонских подворья — Ильинское, Пантелеймоновское и Андреевское. В них останавливалась паломники, направлявшиеся на святую гору Афон. На верхних этажах зданий были устроены церкви — Святого Пророка Илии, Святого Великомученика Пантелеймона, Святого Апостола Андрея Первозванного. В годы Первой мировой войны храмы были закрыты, часть имущества расхищена, некоторые монахи интернированы. Весь корпус Пантелеймоновского подворья снял в аренду некий господин Шнайдер — за 75 лир в месяц сроком на десять лет. Он пересдавал помещения — под кафе, рестораны и танцклассы. Зарабатывал до 1500 лир в месяц. В бывших монастырских помещениях день и ночь гремела музыка, веселились пьяные матросы с гулящими девицами. После капитуляции Османской империи подворья были возвращены церкви. Консул не существующей уже Российской Империи сумел добиться выселения танцклассов и питейных заведений из Пантелеймоновского подворья.

Церкви сохранились до наших дней. В двух из них, Андреевской и Пантелеймоновской, проходят службы по воскресеньям и православным праздникам. Церкви хорошо видны с улицы, но найти вход, чтобы подняться на верхний этаж, не самая простая задача. Помимо храмов, от русского присутствия в районе практически ничего не осталось. Только полустершаяся надпись «Русская торговля» на здании, в котором когда-то был магазин для паломников. Сейчас надпись частично закрыта козырьком кафе.

Сто лет назад монастырские подворья смогли дать кров немногочисленным беженцам-счастливчикам. Менее удачливые и малоимущие снимали жилье в трущобах.

Рядом с Галатской башней, видной из любой точки Константинополя, возникла нелегальная валютная биржа. Первые менялы, бывшие офицеры, оказавшиеся в Константинополе еще до врангелевской эвакуации, работали на лестнице Камондо, соединяющей улицы Войвода и Банкалар (Банковскую). Построенную в стиле ар-нуво лестницу, одну из самых фотографируемых достопримечательностей современного Стамбула, русские называли просто Галатской лестницей. Нелегальный бизнес быстро разросся, к началу 1921 года менялы с пачками русских денег в руках заняли целый квартал. Обменивались все виды русских денег — царские, Временного правительства, белогвардейских правительств, советские. В феврале 1921 года за 1000 дореволюционных («романовских») рублей крупными банкнотами давали 580 пиастров. За банкноты Временного правительства номиналом 1000 рублей («думские») — 110 пиастров. Денежные знаки, выпущенные Главным командованием Вооруженными силами на Юге России («добровольческие») ценились меньше. Десятитысячные купюры — 350 пиастров за миллион, пятитысячные — 850 пиастров за миллион. Курсы стремительно падали. Кончилось тем, что вышедшие из обращения деньги пытались продавать на вес. Или туркам — в качестве сувениров.

Вблизи Галатской башни появился первый, во всяком случае по утверждению его хозяев, русский трактир в Константинополе — «Медведь». Реклама заведения гласила: «Настоящий русский борщ — 12 пиастров, чай по-московски с 4 кусками сахара — 7 пиастров. Кипятку сколько угодно. Только здесь вы можете вспомнить Москву и ее знаменитые трактиры! Владельцы: Я. Г. Волков, Г. К. Кашевский, В. Ф. Лаптев».

Ностальгический трамвай

«Я села в трамвай. Вместе со мной в женское отделение прошли две турчанки в темных неуклюжих платьях с пелеринками, со спущенными на лица чаршафами… Кондуктор сейчас же встал и задернул занавеску, отгородив их от общего отделения» (Любовь Белозерская-Булгакова, «Константинополь»)

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Отреставрированный старый трамвай маршрута №2, громко звеня, проезжает по улице Истикляль. Мальчишки и даже некоторые взрослые, как и сто лет назад, цепляются за трамвай сзади, чтобы прокатиться бесплатно.

Трамвайный маршрут связывает два противоположных конца русского Константинополя 1920-х годов — районы площадей Тюнель и Таксим. Улица Истикляль, по которой проходит маршрут, сто лет назад называлась Гран-рю-де-Пера. Иммигранты из России произносили это название по-своему — кто с ударением на первом слоге, «по-гречески», кто на втором, «по-французски», а кто и вовсе — Перская.

Кто-то из беженцев сочинил тогда стишок:

«Слышу голос «Калиспера»

И никак не верится:

Перед самым носом Пера,

А нельзя опериться!»

В наши дни Истикляль по-прежнему главная улица европейской части Стамбула, местный Арбат. Магазины, кафе, уличные продавцы всякой всячины. Как и сто лет назад, на каждом шагу встречаются русские. Туристы, не беженцы. Турция — одна из немногих стран, не закрывшаяся от России во время пандемии.

Улицу патрулируют полицейские с автоматами. Над головой летают дроны. Все силы брошены на борьбу с коронавирусом.

Непонятно только, зачем автоматы. Против кого их применять — против вируса или против прохожих, не соблюдающих масочный режим?

На некоторых старых домах на улице можно увидеть QR-коды. Отсканировав код, можно попасть на веб-страницу с историей дома. Если она загрузится.

Гран-рю-де-Пера стала центром русского Константинополя благодаря тому, что на этой улице располагалось российское посольство. В начале 1920-х годов над зданием еще реял старый бело-сине-красный флаг.

«Большой посольский двор. Когда-то сюда подкатывали блестящие экипажи и автомобили и старые умные дипломаты с привычными улыбками на бесстрастных лицах старались успокоить сильнее обычного бившееся сердце. И вот пришла рябая курносая кострома. С утра и до позднего вечера в оборванных, грязных английских шинелях, в стареньких потертых пальто толкутся во дворе люди с испитыми, исхудалыми лицами. Здесь создаются проекты самые фантастические, предприятия самые смелые, потому что судорожно, до боли остро хочется жить. Строят фабрики, совершают чудовищные коммерческие сделки, продают и покупают, организуют десятки предприятий, проявляют необыкновенную энергию, но по-прежнему голодны дни, угрюмы и страшны бессонные ночи.

Длинные очереди выстроились в посольских канцеляриях. Какая пестрота надежд, требований, просьб! Вот отставной полковник с глубоко ввалившимися глазами, надорванным и хриплым голосом что-то невнятно говорит о бесплатном обеде, вот барышня, запинаясь и сильно нервничая, просит о пособии. Старушка с старинным ридикюлем хлопочет попасть в Сербию, где для многих земля обетованная. И те же разговоры о визах, о том, что жизнь безрадостна, тяжела и безрадостна, тяжела и голодна.

«Взыскующие града». Где он, этот светлый Китеж? В Белграде, в Софии, в Париже, в Берлине, в Бразилии?» — размышлял в еженедельнике «Зарницы» Эльпе.

«Первое пристанище – барский особняк русского посольства на Пере. Для беженцев там освободили один зал. Спи на полу. Устраивайся как можешь. Ищи пристанище где можешь». (Любовь Белозерская-Булгакова, «Константинополь»)

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

«Господин сделал испуганное лицо и, подбирая французские слова с таким страхом, с каким неопытная барышня впервые заряжает револьвер, спросил прохожего:

— Комм же пуве алле дан л’амбассад рюсс?

Спрошенный ответил:

— Тут-де сюит. Вуз алле ту а гош, а гош, апре анкор гош, е еси будут… гм… черт его знает, забыл, как по-ихнему железные ворота?

— Же компран,— кивнул головой первый.— Я понимаю, что такое железные ворота. Ла порт де фер.

— Ну вот и бьен. Идите все а гош — прямо и наткнетесь».

(Аркадий Аверченко, «Записки Простодушного»)

В наше время железные ворота стали гораздо железнее. В здании бывшего посольства Российской Империи расположено генеральное консульство Российской Федерации. Во двор, когда-то переполненный беженцами, не попасть. Ворот двое, работают по шлюзовому принципу: пока открыты одни, другие закрыты. Рядом с посольством — рогатки с надписью Polis. Охрана — турецкая и русская. Попасть внутрь, чтобы сфотографировать? Нельзя. Точнее, можно, но нужно получить письменное разрешение.

Есаул, есаул, что ж ты продал седло

Русскую кухню в Константинополе 1920-х годов можно было попробовать не только рядом с Галатской башней. Русские столовые, трактиры, кафе, рестораны появились по всему городу. Самые дешевые — на другой стороне, в Стамбуле, самые дорогие — на улице Гран-рю-де-Пера.

Вернувшийся в советскую Россию некий А. Слободской писал в книжке «Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев—Константинополь, 1918–1920)»: «Гранд-базар в Стамбуле, с десятками тысяч магазинов, лавок и киосков, поднимается вверх от моста через Золотой Рог. Небольшая площадка примыкает с одной стороны к широкой лестнице мечети, а с других окаймлена разными киосками, столовками и харчевнями. Большинство столовок и харчевен в руках русских беженцев. Выстроены они на скорую руку из фанеры и обтянуты старыми рваными палатками. Над входами красуются вывески с буквами, выведенными безграмотно, аляповато и грубо: «Казбек», «Ростов», «Одесса-мама», «Закат» и т. д. Кое-где вывешены отдельно аншлаги, указывающие на особенность «ресторана»: «малороссийский борщ», «всегда горячие котлеты» и т. д.

Цены вполне доступные для беженца, не имеющего за собой ничего, кроме той рваной одежды, что на нем. Наиболее крупная столовка, где собирается «вся знать» базарного беженства,— «Ростов-Дон». Содержатели его — человек шесть казаков и их бывший командир, есаул.

Продали седла, ковры, оружие и на эти деньги открыли столовку. Здесь же, за ситцевой перегородкой, на примусе и мангале готовят борщ и котлеты. На прилавке неизменные закуски: консервы, яйца, лук и здесь же две огромных бутыли от Кромского и Ко с надписью «перцовка» и «русская горькая». Столики, не в пример прочим столовкам, прикрыты листками старых газет».

Выпить и закусить на Гранд-базаре можно было за несколько пиастров. Обед из двух блюд в столовой, открытой при общежитии №8 для беженцев, стоил 17,5 пиастра. В столовой Земского союза — 15 пиастров, но по такой цене продавалось только 350 обедов в день. Американский Красный Крест бесплатно кормил 5000 беженцев, поставляя в три благотворительные столовые продукты и оплачивая покупку свежего мяса и овощей из расчета 5 пиастров на человека в день. Дети и больные дополнительно получали молоко, какао и сладкие бисквиты. Чашка свежезаваренного кофе, купленная на улице у торговца-турка, стоила 5 пиастров.

Обеспеченная русская публика посещала русские рестораны европейской части. На улице Гран-рю-де-Пера рядом с российским посольством работали «Медведь» (не трактир, а ресторан) и «Яр». На той же улице располагался трехэтажный «Русский трактир Сарматова». Ресторан «Америка» рекламировал себя как «среди всех русских ресторанов самый дешевый, самый чистый, с самыми вкусными обедами и ужинами».

На Пера работало также множество русских комиссионных магазинов, в которых более удачливые беженцы продавали драгоценности, золото, серебро и меха, скупленные у менее удачливых беженцев за бесценок.

Из русских ресторанов Константинополя 1920-х в Стамбуле 2020-го не осталось ни одного.

Последним закрылся Rejans, еще недавно работавший под вывеской 1924 Istanbul. Номер телефона, указанный на сайте ресторана, не отвечает, а входную дверь перекрывает столик, выставленный на улицу хозяином соседнего заведения.

Самый старый в Стамбуле ресторан русской кухни Ayaspasa расположен за пределами Истикляль-Пера. Это заведение открыли в 1943 году русский эмигрант Борис Крещановский и его жена — венгерка Люси Крещановская (Юдит). Позднее ресторан выкупил у мадам Люси один из работников.

Пьешь и Россию вспоминаешь

После четырех лет работы на улице Кайончу Кулуг в Константинополе Василий Петрович Смирнов переехал и перенес свой водочный бизнес в польский город Львов

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Немного на отшибе, в стороне от Гран-рю-де-Пера, расположился один из самых знаменитых бизнесов царской России. Реклама в еженедельнике «Зарницы» гласила: «Торговый дом. Быв. Поставщик Высочайшего Двора Петра Смирнова С-н бывш. в Москве у Чугунного моста. Пера. Улица Калионджи-Кулук №41. Единственная настоящая Водка №20. Водка №40. Требуйте везде».

Во франкоязычном варианте рекламы упоминались еще два сорта водки — апельсиновая американская №19 и лимонная №23, а также содержался совет остерегаться подделок.

Со Смирновым пытались конкурировать два других производителя водки — Кромской и Романенко.

«Зубровка, рябиновая, перцовка и пр. «настоящие русские водки» заполнили собою все витрины греческих и русских магазинов и ресторанов. После всяких греческих «дузико» (греческий спирт, сладковатый и с запахом аниса, который греки пьют, разбавляя водой) беженская масса набросилась и потонула в «настоящем русском спирте». «Слава богу,— говорили они,— теперь он хоть одно утешение послал. Настоящий русский спирт. Дешево… Выпьешь на пять пиастров, а удовольствия на целую лиру. Главное же, пьешь и Россию вспоминаешь, а то ведь среди этой проклятой жизни не только Россию, но и свою физиономию забудешь». (А. Слободской, «Среди эмиграции»)

На улице Кайончу-Кулуг время идет чуть медленнее, чем на Пера-Истикляль. Уже не 1920-е годы, но похоже на «Стамбул — город контрастов» из фильма «Бриллиантовая рука». Запутанные переулочки, видевшие лучшие времена дома, сушащееся на протянутых меж домов веревках белье. На первом этаже здания, где век назад располагался торговый дом Смирнова (по размерам — скорее торговый домик), был какой-то бизнес, но прогорел.

Цветы эмиграции

В бывшем «Цветочном пассаже» уже давно нет ни русских продавщиц, ни магазинов цветов

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Из торговых пассажей на Гран-рю-де-Пера самым роскошным был пассаж Христакиса Зографоса. В здании, построенном итальянским архитектором по образцу парижских пассажей, располагались 25 магазинов, а на верхних этажах — 18 роскошных апартаментов. Первым признаком обрусения пассажа стала 30-процентная скидка, которую в аптеке Теодоридеса вдруг начали предоставлять русским беженцам по всем рецептам — по соглашению хозяина с Всероссийским союзом городов.

Потом в пассаже появились русские красавицы, продававшие цветы. Название «Цветочный пассаж» приклеилось и затем стало официальным. Со временем красавицы исчезли, а пассаж приобрел славу места самых дорогих пьянок в городе. В наше время в «Цветочном пассаже» нет ни русских продавщиц цветов, ни пьяного загула, а есть ориентированные в основном на туристов рыбные рестораны.

Когда русских ресторанов в Константинополе стало слишком много, некоторые не выдержали конкуренции и прогорели. Бывшие владельцы дружно переключились на новый бизнес — лото. По данным газеты «Зарницы», в городе было зарегистрировано 428 лото, из которых 121 — в Стамбуле, 88 — в пригородах, 106 — в Галате и 113 — на Пера и в Шишли. Ежедневно владельцы лото получали в среднем 17 500 лир прибыли.

«До сих пор считалось, что лото не может принести убытка. Однако русские «антрепренеры» доказали противное. Лотошки тоже горят.

Говорят, что слишком дорого стоит ладить с полицией. А ладить необходимо, ибо на каждого неполадившего составили протокол за неправильную игру, а это не Россия, чтобы мошенничество с рук сходило. Оказалось, что карт продавалось больше, чем показывалось на доске, и «антрепренер» вместо законных 10% клал в карман с игры до 30 процентов»,— сообщали «Зарницы».

И чужая плещется вода

Параллельно бывшей Гран-рю-де-Пера идет улица Мешрутийет. Сто лет назад она называлась Пти-Шан и была тезкой одной из улиц Парижа. Здесь в здании пассажа д`Андриа когда-то располагалось частное розыскное бюро легендарного русского сыщика Аркадия Кошко («Розыски по всем делам уголовного характера. Агенты всюду. Все поручения в строгой тайне»). Здание перестроено и перестало быть пассажем.

Увеселительный сад Petit-Champs («Пти-Шан») был любимым местом отдыха русской эмиграции. В саду был очередной русский ресторан — «У Георгия Карпыча». В нем любил обедать сатирик Аркадий Аверченко. Еще в саду был театр. Бывшая труппа Московского художественного театра дала в нем несколько представлений. Огромным успехом у посетителей сада пользовался балет «Шехеразада» на музыку одноименной симфонической сюиты Римского-Корсакова в постановке балетной труппы Виктора Зимина. Художником-оформителем балета был Павел Челищев, зарабатывавший в Константинополе росписью кабаре.

Сейчас на месте сада — автостоянка и разноцветное модерновое здание телерадиокомпании TRT.

От русской Пти-Шан остался только отель Pera Palace.

«Рано утром мы вошли в Босфор. Нашим глазам предстала панорама из тысячи и одной ночи. Залитый огнями Золотой Рог. Сахарно-белые дворцы султанов со ступенями, сходящими прямо в воду. Море огней. Тонкие иглы минаретов. Башня, с которой сбрасывали в Босфор неверных жен… И флаги, флаги, флаги! Без конца. Как на параде! — вспоминал популярный певец Александр Вертинский начало своей эмиграции.— Поселились мы с Борисом Путятой в самом фешенебельном отеле Константинополя «Пера Паласе»».

Отель Pera Palace по меркам 1920 года был передовым. Лифт — второй в Европе после лифта Эйфелевой башни (лифт отреставрирован и до сих пор работает). Электричество. Телефон.

В бальном зале отеля проводили благотворительные балы, концерты русских исполнителей. 16 февраля 1921 года в нем выступало трио оперных певцов братьев Слатиных. Вскоре они покинули Константинополь, получив приглашение от Королевской консерватории в Белграде.

С 28 февраля по 2 марта 1921 года в залах гостиницы прошел организованный княгиней Марией Барятинской благотворительный базар. На нем продавались вещи, сделанные русскими беженцами.

Pera Palace сто лет спустя сохранил свое имя и фешенебельность. И если подавляющему большинству беженцев из Крыма 1920 года он был не по карману, то сто лет спустя чуть ли не все постояльцы отеля говорят по-русски. Кто там стоит рядом с портье, сообщая о выезде? Да это же Невзоров. Но не авантюрист Семен Иванович из книги «красного графа» Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус», а журналист Александр Глебович, наш современник.

Pera Palace чтит память знаменитых постояльцев, но, увы, не российских. Утром в ресторане можно заказать завтрак «Хичкок» и завтрак «Агата», в киоске отеля продается книга «Убийство в «Восточном экспрессе»» Агаты Кристи. Но нет ни завтрака «Вертинский», ни записей его ариеток в киоске.

(Продолжение следует. Во второй части — оскорбленная честь советского представителя, король смеха Аркадий Аверченко, тараканьи бега и др.)

Источник